Василий Макарович
Шукшин

Медик Володя

Студент медицинского института Прохоров Володя ехал домой на каникулы.
Ехал, как водится, в общем вагоне, ехал славно. Сессию сдал хорошо, из
деревни писали, что у них там все в порядке, все здоровы - на душе у Володи
было празднично. И под вечерок пошел он в вагон-ресторан по­ужинать и, может
быть, выпить граммов сто водки - такое появилось желание. Пошел через
вагоны и в одном, в купей­ном, в коридоре, увидел землячку свою, тоже
студентку, кажется, пединститута. Она была из соседней деревни, в
по­запрошлом году они вместе ездили в райцентр сдавать экза­мены по
английскому языку и там познакомились. Володе она тогда даже понравилась. Он
потом слышал, что она то­же прошла в институт, но в какой и в каком городе,
толком не знал. Вообще как-то забыл о ней. Он было обрадовался, увидев ее у
окошка, но тут же оторопел: забыл как ее звать. Остановился, отвернулся тоже
к окну, чтоб она пока не уз­нала его... Стал вспоминать имя девушки.
Напрягал память, перебирая наугад разные имена, но никак не мог вспомнить.
То ли Алла, то ли Оля... Что-то такое короткое, ласковое. Пока он так гадал,
уткнувшись в окно, девушка оглянулась и тоже узнала его.
- Володя?.. Ой, здравствуй!
- Хелло! - воскликнул Володя. И сделал вид, что очень-очень удивился,
и остро почувствовал свою фальшь - и это "хелло", и наигранное удивление.
От этого вопросы дальше возникли очень нелепые: "Каким ветром? Откуда?
Куда?"
- Как?.. На каникулы.
- А-а, ну да. Ну, и как? На сколько? - Володя до боли ощущал свою
нелепость, растерянность и суетился еще больше: почему-то страшно было
замолчать и не фальши­вить дальше. - До сентября? Или до октября?
Девушка - это было видно по ее глазам - отметила, сколь изменился с
недавней поры ее земляк. Но странно, что и она не сказала в простоте: "Да ты
что, Володя? Я тоже еду на каникулы, как и ты", а сразу подхватила эту
показ­ную вольную манеру.
- Не знаю, как нынче будет. А вы? Вам сказали или тоже на бум-бум
едете?
Володе сделалось немного легче оттого, что девушка не осадила его с
глупой трескотней, а готова даже сама поглу­петь во имя современных
раскованных отношений.
- Нам сказали к сентябрю собраться, естественно. Но мы пронюхали, что
опять повезут на картошку, поэтому многие из нас хотят обзавестись
справками, что работали дома, в родимых колхозах.
- А мы тоже!.. Мы говорим: "А можно, мы дома отра­ботаем?"
- Зачем же их спрашивать? Надо привезти справку, и все, - Володе даже
понравилось, как он стал нагловато рас­поясываться, он втайне завидовал
сокурсникам-горожа­нам, особенно старшекурсникам, но сам не решался
изо­бражать из себя такого же - совестно было. Но теперь он вдруг испытал
некое удовольствие в нарядной роли... чуть ли не кутилы и циника. Будь у
него в кармане деньги, хоть не­много больше, чем на сто граммов водки и на
билет в авто­бус до своего села, он, пожалуй, ляпнул бы что-нибудь и про
ресторан. Но денег было только-только.
- А не опасно со справкой-то? - спросила девушка. - Могут же...
это...
- Я умоляю! Отработал - и все. Возил навоз на поля, - Володя с
улыбкой посмотрел на девушку, но поскорей от­вернулся и полез в карман за
сигаретой. Не все еще шло гладко пока. Маленько было совестно.
- Вас куда в прошлом году возили?
- В Заозерье. Но мы там пожили неплохо... - Володе и правда
понравилось ездить с курсом на осенние работы в колхоз, и никакую он справку
не собирался доставать дома.
- А мы ездили в Красногорский район, - тоже не без удовольствия
вспомнила девушка. - Тоже неплохо было. Хохми-или-и!..
- А как отдыхаете дома летом? Чем занимаетесь?
- Да чем? За ягодами ходим... - девушка спохвати­лась, что, пожалуй,
это банально - за ягодами. - Вообще скучно.
- Скооперируемся? - навернул Володя. - А то я тоже с тоски
загибаюсь. Нас же разделяет всего... четырнадцать ки­лометров, да? Сядем на
велики...
- Давайте, - легко согласилась девушка. - У нас тоже молодежи нету.
Подруги кое-какие остались, но... Знаете, вот были подругами, да? Потом
вдруг что-то - раз! - и отношения портятся. Вот так, знаете, обвально.
- Это вполне понятно, - сказал Володя. - Этого надо было ожидать.
Это - один к одному.
- Но почему? - очень притворно удивилась девушка.
- Разошлись дороги... И разошлись, как в море кораб­ли, - Володя
посмеялся и стряхнул пепел в алюминиевую неудобную пепельницу внизу. - Это
так же естественно, как естественно то, что у человека две ноги, две руки и
од­но сердце, - Володя вспомнил, что он медик.
И девушка тоже вспомнила, что он медик.
- Ой, а трудно в медицинском, а?
Володя снисходительно посмеялся.
- Почему? Нет, отсев, естественно, происходит... - Володе нравилось
слово "естественно". - Нас на первом курсе повели в анатомичку, одна
девушка увидела жмури­ков и говорит: "Ах, держите меня!" И повалилась...
- В обморок?
- Да. Ну, естественно, это уже не врач. В фармацевты.
- Обидно, наверно, да?
- А у вас... стабильное положение?
- У нас со второго курса нынче ушла одна. Но она про­сто перевелась, у
нее просто отец военный, его куда-то пе­ревели. Во Владивосток. А так нет. А
у вас клуб в деревне по­строили?
- Кинотеатр. В прошлом году Я как-то пошел посмотреть какую-то
картину, половины слов не понял - бубнеж ка­кой-то: бу-бу-бу... Я ушел.
Хуже, что библиотеки доброй нет. У вас хорошая библиотека?
- Да нет, тоже... Я везу кое-что с собой.
- Ой, что, а?! - выдал Володя показушный великий го­лод.
- "Путешествия Христофора Колумба". Это, знаете, дневники, письма,
документы... Я же - географичка.
- Так. Еще?
- Еще кое-что... Ау вас есть что-нибудь?
- У меня кое-что специальное тоже... "Записки врача" этого... Как его,
врач тоже был?..
- Чехов?
- Нет, но они, кажется, поддерживали приятельские отношения... Вот
вылетела фамилия. А Брэдбери у вас ниче­го нету?
- Нет. А вы любите читать про медиков?
- Да нет... Любопытно бывает, если не туфта полная. А Камю ничего нет?
- Нет, нету.
- Ну, так как мы будем бороться со скукой? - весело спросил Володя.
- Как вы себе это представляете? - ему совсем хорошо стало, когда свалили
этих Камю, Брэдбери...
- Общими усилиями как-нибудь... - тоже весело сказа­ла девушка.
Как-то вроде обещающе сказала...
Володя быстро утрачивал остатки смущения. Он вдруг увидел, что девушка
перед ним милая и наивная. Неопыт­ная. Он и сам был не бог весть какой
опытный, то есть вовсе неопытный, но рядом с такой-то, совсем-то уж
зеленой... Ну-у, он хоть что-то да слышал! Отважиться? Возможность эта так
внезапно открылась Володе, и так он вдруг взволно­вался, что у него резко
ослабли ноги. Он уставился на девуш­ку и долго смотрел - так, что та даже
смутилась. И от сму­щения вдруг рассмеялась. Глядя на нее, и Володя тоже
засмеялся. Да так это у них громко вышло, так самозабвен­но! Так искренне.
- Вплоть до того, что... - хохотал Володя, - вплоть до того, что -
поставим... - Володя и хотел уже перестать сме­яться и не мог. - Поставим
шалаш и...
Как услышала девушка про этот шалаш, так еще больше закатилась.
- Как Робинзоны... на этом... да?
Володя только кивнул головой - не мог говорить от смеха.
Тут отодвинулась дверь ближнего к ним купе, и какая-то женщина
крестьянского облика высунулась и попросила не­громко:
- Ребята, у меня ребенок спит - потише бы...
Тотчас и в соседнем с этим купе скрежетнула дверь, и некая лысая голова
зло и недовольно сказала:
- Как в концертном зале, честное слово! Не в концерте же! - и голова
усунулась, и дверь опять нервно скрежетну­ла и щелкнула. Даже женщина, у
которой ребенок, удивлен­но посмотрела на эту дверь.
- Не спится юному ковбою, - громковато сказал Воло­дя, перестав
смеяться, но еще улыбаясь. Он тоже смотрел на сердитую дверь. И сказал еще,
но потише: - Вернее так: не спится лысому ковбою.
Девушка прихлопнула ладошкой новый взрыв смеха и бегом побежала по
коридору - прочь от опасного места. Во­лодя, польщенный, пошел за ней; чего
ему не хватало для полного утверждения в новом своем качестве, так этой вот
голой злой головы. Он шел и придумывал, как он сейчас еще скажет про эту
голову. Может так: "Я сперва подумал, что это чье-то колено высунулось".
Девушка ушла аж в тамбур - от греха подальше.
- Ой, правда, мы расшумелись, - сказала она, поправ­ляя волосы. -
Люди спят уже...
Володя закурил... Его опять охватило волнение. Его пря­мо колыхнуло,
когда она - совсем рядом - вскинула вверх и назад оголенные свои руки...
Он успел увидеть у нее под мышкой родинку. Дым сигареты стал горьким, но он
глотал и глотал его... И молчал. Потом бросил сигарету и посмот­рел на
девушку... Ему казалось, что он посмотрел смело и с улыбкой. Девушка тоже
смотрела на него. И по тому, как она на него смотрела - вопросительно, чуть
удивленно, - он понял, что он не улыбается. Но теперь уж и отступать было
некуда, и Володя положил руку на ее плечо и стал робко подталкивать пальцами
девушку к себе. Так как-то двусмыс­ленно подталкивал - приглашал и не
приглашал: - можно, однако, подумать, что он влечет к себе, тогда пусть
шагнет сама... Жуткий наступил момент, наверно, короткий, но Володя успел
разом осознать и свою трусость, и что ему во­все не хочется, чтоб она
шагнула. И он вовсе потерялся...
- Что ты? - спросила девушка серьезно.
- Начнем? - сказал Володя.
Девушка убрала его руку.
- Что начнем? Ты что?
- О боже мой! - воскликнул Володя. - Чего ж ты уж так
испугалась-то?.. Пичужка, - и он коротко хохотнул, торопливо похлопал
девушку по плечу и сказал снисходи­тельно и серьезно: - Иди спать, иди
спать, а то поздно уже. Да? - и ринулся в наружную дверь тамбура - вон
отсюда.
- Завтра поедем вместе? - спросила вдогонку девушка.
- Да! Обязательно! - откликнулся Володя. Он уже был в переходном этом
мешке, где грохотало и качалось.
Он почти бежал по вагонам. Очень хотелось или самому выпрыгнуть из
вагона, или чтоб она, эта географичка, вы­пала бы как-нибудь из вагона, чтоб
никто никогда не узнал его гнусного позора и какой он враль и молокосос.
Он пришел в свой вагон, снял ботинки, тихо, как вся­кий мелкий гад,
влез на верхнюю полку и замер. Боже ж ты мой! Так ждал этого лета, так
радовался, ехал, так все про­думал, как будет отдыхать... Тьфу! Тьфу! Тьфу!
Он вдруг вспомнил, как зовут девушку - Лариса. И еще он вспомнил, как он
хохотал в купейном вагоне... Он заворочался и замы­чал тихо. Ведь не сломал
же руку или ногу, ни от поезда не отстал, ни чемодан не украли - сам мелко
напаскудил. Эта Лариса теперь расскажет всем... Они любят рассказывать -
смеются всегда! - когда какой-нибудь валенок хотел со­блазнить девушку, но
ничего не вышло - получил по ушам. Приврет еще, приврет обязательно.
Так он казнил себя на верхней полке... пока вдруг не за­снул. Как-то
заснул и заснул - страдал, страдал и заснул.
А проснулся, когда уж поезд стоял на родной станции - дальше он никуда
не шел. За окном был ясный день; на перроне громко разговаривали, смеялись,
вскрикивали ра­достно... Встречали, торопились к автобусам.
Володя моментально собрался... И вдруг вспомнил вче­рашнее... И так и
сел. Но надо было выходить: по вагону шел проводник и поторапливал
замешкавшихся пассажиров.
Володя вышел на перрон. Огляделся... И прошмыгнул в вокзал. Сел там в
уголок на чемодан и стал ждать. Эта Лари­са уедет, наверно, одним из первых
автобусов, она девка шустрая. А они потом еще будут, автобусы-то, много. И
все почти идут через его село. Черт с ней, с этой Ларисой!.. Мо­жет,
расскажет, а может, и не расскажет. Зато он все равно дома. И уж не так было
больно, как вчера вечером. Ну, что же уж тут такого?.. Стыдно только. Ну,
может, пройдет как-нибудь, Володя выглянул в окно на привокзальную
площадь... И сразу увидел Ларису: она стояла поодаль от ав­тобусов -
высматривала Володю среди людей, идущих с перрона. Володя сел опять на
чемодан. Вот же противная девка, стоит, ждет! Ничего, подождешь-подождешь и
уе­дешь - домой-то охота. Но ведь какая настырная - стоит, ждет!