Василий Макарович
Шукшин

Дебил

Анатолия Яковлева прозвали на селе обидным, дурац­ким каким-то
прозвищем - "Дебил". Дебил - это так про­звали в школе его сына, Ваську,
второгодника, отпетого шалопая. А потом это словцо пристало и к отцу. И
ничего с этим не поделаешь - Дебил и Дебил. Даже жена сгоряча, когда
ругалась, тоже обзывала - Дебил. Анатолий психовал, один раз "приварил"
супруге, сам испугался и долго ласко­во объяснял ей, что Дебил - так можно
называть только ду­рака-переростка, который учиться не хочет, с которым
учи­теля мучаются. "Какой же я Дебил, мне уж сорок лет скоро! Ну?.. Лапочка
ты моя, синеокая ты моя... Свинцовой при­мочкой надо - глаз-то. Купить?"
Так довели мужика с этим Дебилом, что он поехал в го­род, в райцентр, и
купил в универмаге шляпу. Вообще, он давненько приглядывался к шляпе. Когда
случалось бывать в городе, он обязательно заходил в отдел, где продавались
шляпы, и подолгу там ошивался. Хотелось купить шляпу! Но... Не то что денег
не было, а - не решался. Засмеют де­ревенские: они нигде не бывали, шляпа
им в диковинку. Анатолий же отработал на Севере по вербовке пять лет и два
года отсидел за нарушение паспортного режима - он жизнь видел; знал, что
шляпа украшает умного человека. Кроме то­го, шляпа шла к его широкому лицу.
Он походил в ней на культурного китайца. Он на Севере носил летом шляпу, ему
очень нравилось, хотелось даже говорить с акцентом.
В этот свой приезд в город, обозлившись и, вместе, об­ретя покой, каким
люди достойные, образованные охраня­ют себя от насмешек, Анатолий купил
шляпу. Славную такую, с лентой, с продольной луночкой по верху, с вмятинками
- там, где пальцами браться. Он их перемерил у прилавка уйму. Осторожненько
брал тремя пальцами шля­пу, легким движением насаживал ее, пушиночку, на
голо­ву и смотрелся в круглое зеркало. Продавщица, молодая, бледнолицая, не
выдержала, заметила строго:
- Невесту, что ли, выбираете? Вот выбирает, вот вы­бирает, глядеть
тошно.
Анатолий спокойно спросил:
- Плохо ночь спали?
Продавщица не поняла. Анатолий прикинул еще пароч­ку "цивилизейшен"
(так он про себя называл шляпы), по­гладил их атласные подкладки, повертел
шляпы так, этак и лишь после того, отложив одну, сказал:
- Невесту, уважаемая, можно не выбирать: все равно ошибешься. А шляпа
- это продолжение человека. Деталь. Поэтому я и выбираю. Ясно? Заверните,
- Анатолий порадовался, с каким спокойствием, как умно и тонко, без
зло­сти, отбрил он раздражительную продавщицу. И еще он за­метил: купив
шляпу, неся ее, легкую, в коробке, он обрел вдруг уверенность, не толкался,
не суетился, с достоинст­вом переждал, когда тупая масса протиснется в
дверь, и то­гда только вышел на улицу. "Оглоеды, - подумал он про людской
поток в целом. - Куда торопитесь? Лаяться? Пси­ховать? Скандалить и пить
водку? Так вы же успеете! Мож­но же не торопиться".
По дороге он купил в мебельном этажерку. От шоссе до дома шел не
торопясь; на руке, на отлете, этажерочка, на голове шляпа. Трезвый. Он
заметил, что встречные и попе­речные смотрят на него с удивлением, и ликовал
в душе.
"Что, не по зубам? Привыкайте, привыкайте. А то попус­ту-то языком
молоть вы мастера, а если какая сенсация, у вас сразу глаза на лоб. Туда же
- обзываться! А сами от фет­ра онемели. А если бы я сомбреро надел? Да
ремешком при­стегнул бы ее к челюсти - что тогда?"
На жену Анатолия шляпа произвела сильное впечатле­ние: она стала
квакать (смеяться) и проявлять признаки ту­пого психоза.
- Ой, умру! - сказала она с трудом.
- Схороним, - сдержанно обронил Анатолий, устраи­вая этажерку у
изголовья кровати. Всем видом своим он яв­лял непреклонную интеллигентность.
- Ты что, сдурел? - спросила жена.
- В чем дело?
- Зачем ты ее купил-то?
- Носить.
- У тебя же есть фуражка!
- Фуражку я дарю вам, синьорина, - в коровник хо­дить.
- Вот идиот-то. Она же тебе не идет. Получилось, зна­ешь, что: на
тыкву надели ночной горшок.
Анатолий с прищуром посмотрел на жену... Но интелли­гентность взяла
вверх. Он промолчал.
- Кто ты такой, что шляпу напялил? - не унималась же­на. - Как тебе
не стыдно? Тебе, если по-честному-то, не слесарем даже, а навоз вон на поля
вывозить, а ты - шляпу. Да ты что?!
Анатолий знал лагерные выражения и иногда ими поль­зовался.
- Шалашня! - сказал он. - Могу ведь смазь замастырить. Замастырить?
- Иди, иди - покажись в деревне. Тебе же не терпится, я же вижу.
Смеяться все будут!..
- Смеется тот, кто смеется последний.
С этими словами Анатолий вышел из дома. Правда, не терпелось показать
шляпу пошире, возможно даже позво­лить кому-нибудь подержать в руках - у
кого руки чистые.
Он пошел на речку, где по воскресеньям торчали на берегу любители с
удочками.
По-разному оценили шляпу: кто посмеялся, кто сказал, что - хорошо,
глаза от солнышка закрывает... Кто и вовсе промолчал - шляпа и шляпа, не
гнездо же сорочье на го­лове. И только один...
Его-то, собственно, и хотел видеть Анатолий. Он - это учитель
литературы, маленький, ехидный человек. Глаза, как у черта, - светятся и
смеются. Слова не скажет без подковырки. Анатолий подозревал, что это с его
легкой ру­ки он сделался Дебилом. Однажды они с ним повздорили. Анатолий и
еще двое подрядились в школе провести заново электропроводку (старая от
известки испортилась, облезла). Анатолий проводил как раз в учительской,
когда этот ма­ленький попросил:
- А один конец вот сюда спустите: здесь будет настоль­ная лампа.
- Никаких настольных ламп, - ответствовал Анато­лий. - Как было, так
и будет - по старой ведем.
- Старое отменили.
- Когда?
- В семнадцатом году.
Анатолий обиделся.
- Слушайте... вы сильно ученый, да?
- Так... средне. А что?
- А то, что... не надо здесь острить. Ясно? Не надо.
- Не буду, - согласился учитель. Взял конец провода, присоединил к
общей линии и умело спустил его к столу. И привернул розетку.
Анатолий не глядел, как он работает, делал свое дело. А когда учитель,
довольный, вышел из учительской, Анато­лий вывернул розетку и отсоединил
конец. Тогда они и пов­здорили. Анатолий заявил, что "нечего своевольничать!
Как было, так и будет. Ясно?" Учитель сказал: "Я хочу, чтобы яс­но было вот
здесь, за столом. Почему вы вредничаете?" - "Потому, что... знаете? -
нечего меня на понт брать! Ясно? А то ученых развелось - не пройдешь, не
проедешь". Поче­му-то Анатолий невзлюбил учителя. Почему? - он и сам не
понимал. Учитель говорил вежливо, не хотел обидеть...
Всякий раз, когда Анатолий встречал учителя на улице, тот первым
вежливо здоровался... и смотрел в глаза Анато­лию - прямо и весело. Вот,
пожалуй, глаза-то эти и не нра­вились. Вредные глаза! Нет, это он пустил по
селу "Дебила", он, точно.
Учитель сидел на коряжке, смотрел на поплавок. На ша­ги оглянулся,
поздоровался, скорей машинально... Отвер­нулся к своему поплавку. Потом
опять оглянулся... Ана­толий смотрел на него сверху, с берега. В упор
смотрел, снисходительно, с прищуром.
- Здравствуйте! - сказал учитель. - А я смотрю: тень какая-то
странная на воде образовалась... Что такое, думаю? И невдомек мне, что это
- шляпа. Славная шляпа! Где купили?
- В городе, - Анатолий и тон этот подхватил - спокой­ный,
подчеркнуто спокойный. Он решил дать почувствовать "ученому", что не боги
горшки обжигают, а дед Кузьма. - Нравится?
- Шикарная шляпа!
Анатолий спустился с бережка к коряжке, присел на корточки.
- Клюет?
- Плохо. Сколько же стоит такая шляпа?
- Дорого.
- Мгм. Ну, теперь надо беречь. На ночь надо в газетку за­ворачивать. В
сетку - и на стенку. Иначе поля помнутся, - учитель посмотрел искоса -
весело - на Анатолия, на шля­пу его...
- Спасибо за совет. А зачем же косяк давить? Мм?
- Как это? - не понял учитель.
- Да вот эти вот взгляды... косые - зачем? Смотреть на­до прямо -
открыто, честно. Чего же на людей коситься? Не надо.
- . Да... Тоже спасибо за совет, за науку. Больше не буду. Так...
иногда почему-то хочется искоса посмотреть, черт его знает почему.
- Это неуважение.
- Совершенно верно. Невоспитанность! Учишь, учишь эти правила хорошего
тона, а все... Спасибо, что замечание сделали. Я ведь тоже - интеллигент
первого поколения только. Большое спасибо.
- Правила хорошего тона?
- Да. А что?
- Изучают такие правила?
- Изучают.
- А правила ехидного тона?
- Э-э, тут... это уж природа-матушка сама распоряжает­ся. Только
собственная одаренность. Талант, если хотите.
- Клюет!
Учитель дернул удочку... Пусто.
- Мелюзга балуется, - сказал он.
- Мули.
- Что?
- У нас эту мелочь зовут мулишками. Муль - рыбка та­кая,
Ma-аленькая... Считаете, что целесообразней с удочкой сидеть, чем, например,
с книжкой?
- Та ну их!.. От них уж голова пухнет. Читаешь, читаешь... Надо иногда
и подумать. Тоже не вредно. Правда?
- Это смотря в каком направлении думать. Можно, на­пример, весь день
усиленно думать, а оказывается, ты об­думывал, как ловчей магазин подломить.
Или, допустим, насолить теще...
Учитель засмеялся.
- Нет, в шляпе такие мысли не придут в голову. Шляпа, знаете,
округляет мысли. А мысль про тещу - это все-таки довольно угловатая мысль,
с зазубринами.
- Ну, о чем же вы думаете? С удочкой-то?
- Да разное.
- Ну, все же?
- Ну, например, думаю, как... Вам сколько лет? - учи­тель весело
посмотрел на Анатолия. Тот почему-то вспом­нил "Дебила".
- Сорок. А что?
- И мне сорок. Вам не хочется скинуть туфли, снять ру­башку - и так
пройтись по селу? А?
Анатолий стиснул зубы... Помолчал, через силу улыб­нулся.
- Нет, не хочется.
- Значит, я один такой... Серьезно, сижу и думаю: хоро­шо бы пройтись
босиком по селу! - учитель говорил иск­ренне. - Ах, славно бы! А вот не
пройдешь... Фигушки!
- Да... - неопределенно протянул Анатолий. Подобрал у ног камешек,
хотел бросить в воду, но вспомнил, что учи­тель удит, покидал камешек на
ладони и положил на место. И еще сказал непонятно: - Так-так-так...
- Слушайте, - заговорил учитель горячо и серьезно, - а давайте
скинем туфли, рубашки и пройдемся! Какого чер­та! Вместе. Я один так и не
осмелюсь... Будем говорить о чем-нибудь, ни на кого не будем обращать
внимания. А вы даже можете в шляпе!
Анатолий, играя скулами, встал.
- Я предлагаю тогда уж и штаны снять. А то - жарко.
- Ну-ну, не поняли вы меня.
- Все понятно, дорогой товарищ, все понятно. Продол­жайте думать... в
таком же направлении.
Анатолий пошел вразвалочку по бережку... Отошел мет­ров пять, снял
шляпу, зачерпнул ею воды, напился... От­ряхнул шляпу, надел опять на голову
и пошагал дальше. На учителя не оглянулся. Пропел деланно беспечно:

Я ехала домо-ой,
Я думала о ва-ас;
Блестяща мысль моя и путалась и рвалась...

Помолчал и сказал негромко, себе:
- В гробу я вас всех видел. В белых тапочках.