Василий Макарович
Шукшин

Крыша над головой

Вечером, в субботу, в клубе села Нового собрались об­суждать только что
полученную пьесу. Собралось человек двенадцать - участники художественной
самодеятель­ности.
Речь держит Ваня Татусь, невысокий крепыш, често­любивый, обидчивый и
вредный. Он в этом году окончил областную культпросветшколу и неумеренно
форсит. Он - руководитель художественной самодеятельности.
- Я собрал вас, чтобы сообщить важную новость...
- К нам едет ревизор? - это Володька Маров. Володька дружит с
медсестрой Верой, которая нравится Ване Татусю, но Ваня это скрывает,
надеется, что Вера сама заметит гордого Ваню и покинет дубинистого Володьку.
Если же она останется с шофером Володькой, то пусть пеняет на себя.
Основания для того, чтоб она потом страдала и раскаива­лась, - будут. А
Володька знает - почувствовал, что ли, - тайные помыслы Вани и ест его
поедом. Для того и в само­деятельность записался. Медсестра Вера сидит здесь
же - она помешалась на самодеятельности, и тем еще злит Ваню, что с
такой-то любовью к драматическому искусству не мо­жет, дурочка, сообразить,
что любить надо - режиссера. Интересно, о чем они говорят с Володькой? О
поршнях?
- Маров, острить будешь потом, - Ваня понимает, что не надо даже и
замечать-то Володьку, не то что вступать в разговоры с ним, но не может
сдержаться - старается тоже укусить соперника. - Мы получили из области
пьесу. Пьесу написал наш областной автор. Мы должны ее отрепетиро­вать и
показать на областном смотре. Острит, Маров, тот, кто острит последним.
- Ослит, - поправляет Володька.
- Вот именно. Надо сначала отрепетировать пьесу, а по­том будем
острить и смеяться...
- Как дети, среди упорной борьбы и труда...
- Перестань! - сердито прерывает Вера. - Про что пье­са, Ваня?
Женские роли есть?
- Пьеса из колхозной жизни, бьет по... - Ваня заглянул в аннотацию.
- Бьет по частнособственническим интересам. Автор сам вышел из народной
гущи, хорошо знает современную колхозную деревню, ее быт и нравы. Слово его
крепко, как... дуга.
- Как это - из гущи? - спросил Васька Ермилов, по общему мнению,
дураковатый парень, любитель выпить, тоже шофер, дружок Володьки. Володька
привлек его с со­бой в самодеятельность, чтобы не скучно было. Васька,
гля­дя на своего дружка, понял так, что здесь надо вовсю ост­рить и
подсмеиваться. - Он что, алкаш?
- Вася, помолчи, ради бога! - Вера гневно смотрит на Ваську.
- Но я недопонимаю: как это - вышел из гущи? Гуща - это когда пива
на донышке остается.
- Кто про что, а вшивый все про баню, - заметил один женатый мужик,
который от семьи - от детей! - бегал репетировать пьески.
- А ты понимаешь?
- Из гущи - значит, из низов, из простонародья.
- Простонародья теперь нет. Из рядовых колхозников, - поправил Ваня.
- Так бы и писали, - ворчит Васька. Он совсем не умеет шутить.
- Я бы сказал так, - не унимается женатый мужик, - из трудового
крестьянства.
Ходил еще в самодеятельность один старик, Елистратыч, вечный шут. Он
среди молодых считался специалистом по вопросам старины, и все, что в пьесах
касалось кресть­янства, коллективизации, например, - прямо касалось его: он
по сей день жалел, например, что многих и многих в се­ле не раскулачили
тогда, в тридцатом году. Когда сказали "крестьянство", Елистратыч
встрепенулся.
- Крестьян теперь тоже нет - колхозники (он говорил: кольхозники).
- Ваня, женские роли есть? - спросила нетерпеливая Вера.
- Помолчите, товарищи! - строговато сказал Ваня. - Я сейчас коротко
расскажу содержание пьесы, и вам станет все понятно. В колхоз из армии
возвращается хороший па­рень Иван Петров. Сначала он... - Ваня читает
предисло­вие, - активно включается в трудовую жизнь колхозного
крестьянства...
- Пожалуйста: колхозного крестьянства! - воскликнул женатик.
- Трудового - тоже можно говорить. Колхозное кресть­янство - это и
есть трудовое. Продолжаю: активно включа­ется в трудовую жизнь, но затем
женится... Есть, как види­те, женщины. Иначе, на ком же он женится?
- А может, он этот... как их? - подает голос Васька.
- Ну дайте же послушать-то! - взмолилась Вера. - Идиоты, честное
слово. Еще же ничего не ясно.
- Я предлагаю так, - поднялся женатик, - кто вякнет не по существу,
того выводить.
- Ты эти замашки брось, - советует Володька. - Мы же не в отделении
милиции.
Женатик чего-то вдруг рассмеялся.
- А я же и не говорю, что - приводить. Я говорю: вы-во-дить.
- Ваня, продолжай.
- Он женится и попадает под влияние тестя и тещи, а потом и жены:
становится стяжателем. Начинает строить се­бе дом, обносит его высоким
забором... Пьеса называется "Крыша" над головой". Крыша - взято в кавычки,
потому что дом большой - это уже не крыша. Ивану делают заме­чание - чтобы
он поумерился. Иван отговаривается матери­альным стимулированием, скрывая
под этим чисто кулац­кие взгляды...
- А отец с матрей его живые? - встрепенулся опять Ели­стратыч.
- Всех удивляет: откуда в нем это? Его продергивают в стенгазете,
молодежь из самодеятельности сложила о нем обличительные частушки... То, что
я и предлагал сделать с Ивановым, но меня не поддержали.
- Иванов - трудяга.
- А этот? Вопрос: в чью пользу трудяга? В общем, озор­ные девчата
исполняли эти частушки с клубной сцены; в за­ле - веселая реакция. Но Иван
не унимается. Тогда его разбирают на колхозном собрании. Один за другим на
трибуну поднимаются колхозные активисты, бывшие товарищи Ивана, пожилые
колхозники - суд их суров, но справедлив. Все разъясняют Ивану, что он,
возводя над собой так назы­ваемую крышу, тем самым отгораживается от
коллектива... То есть, под крышей надо понимать забор. Крыша - тире -
забор. Это понятно?
- А какую позицию занимает жена? - это все Вера.
- Там же сказано: действовали совместно, - сказал женатик. -
Групповая.
Елистратыч вспомнил народную мудрость:
- Муж да жена - одна сатана.
- Она тоже присутствует на собрании?
- И только тут, на собрании, - продолжает Ваня, - Иван осознает, в
какое болото затащили его тесть с тещей. Он срывается и бежит к
недостроенному дому... Дом уже он подвел под крышу. Он подбегает к дому,
трясущимися ру­ками достает спички... - Ваня понизил голос, помолчал... И
дал: - И - поджигает дом!
Никто не ждал этого.
- Как?
- Сам?
- Он что?..
- Эт-то он... А пожарка в деревне есть?
Вера потрясена пьесой.
- Это трагедия, да? Вань?
- Если не трагедия, то... во всяком случае, социальная драма.
- А мы чего-нибудь будем жечь? - интересуется один любитель
пиротехники.
- Да, товарищи, - продолжает довольный Ваня, - он сам поджигает дом,
который сам, собственными руками ру­бил в неурочное время.
- Дом-то сгорел? - спрашивает Володька, задетый за живое Ваниным
торжеством. Ему не верится, чтобы в со­временной пьесе сгорел дом.
- Когда дело-то происходит? - женатик тоже не пони­мает, как это -
дом поджигает. - Летом?
- Спокойно, спокойно, - говорит артист Ваня. - Он поджигает дом, но
колхозники... Тут самый накал пьесы. Развязка. Обратите внимание, как автор
подходит к фина­лу - резкими мазками! Иван срывается с места и с криком
"Подонки! Куда они меня завели?!" выбегает с собрания. Жена...
- Он же уже выбежал.
- Жена бросается за ним.
- Он же уже выбежал!
- Через некоторое время бледная жена прибегает на соб­рание... В это
время собрание перешло к другому вопросу. Жена врывается на собрание и
кричит срывающимся голо­сом: "Скорее! Он поджег дом!" Колхозники срываются с
места и бегут к новому дому. Один старик... Здесь мы будем отталкиваться от
деда Щукаря. Этот старик бежит совсем в другую сторону - к дому тестя
Ивана. И кричит за кулиса­ми: "Вы горите или нет?!" Это уже элемент
трагикомедии. Мы всю пьесу будем решать в трагикомическом ключе.
- Но дом-то сгорел? - опять спрашивает Володька.
- Дом спасают колхозники. Ивану объяснили, что дом пойдет под
колхозные ясли. Иван сам принимает участие в тушении пожара и все повторяет:
"Подонки! Куда они меня завели!"
- Это про кого он? - не понял Васька.
- О, боже мой! Да про тестя с тещей, неужели непо­нятно?
- Сильная пьеса!
- И все? Конец? - спрашивает Володька.
- В конце Иван, смущенный, но счастливый, подпи­сывает вместе с
другими парнями и девчатами обязательст­во: сдать ясли к Новому году.
- А где он жить будет? - это Володька
- Поживет пока у тестя... - начал было Ваня, но, спо­хватился: герой
только что крыл тестя и тещу "подонка­ми". - Найдет, где жить.
- Где?
- А тебя что, не устраивает идея пьесы?
- Идея-то меня устраивает. Я спрашиваю, где он жить будет?
- А по-моему, тебя сама идея не устраивает.
- Ты мне политику не шей. Я спрашиваю, где он жить бу­дет?
Женатику надоели эти пререкания двух ухажеров.
- Допустим, он себе еще домик срубит - поменьше. До­волен?
- На какие же такие деньги: один дом рубит, другой?..
- Другой - это уже за кадром, - резко сказал Ваня. - Другой нас уже
не интересует. Перед нами - пьеса, и надо относиться к ней профессионально.
Но, по-моему, тебя и первый дом не устраивает...
- На первое время к тестю пойдет, - сказал женатик.
- Да не пойдет он к тестю! - взорвался Васька. - Вы что? У них после
этого ругань пойдет несусветная. Ведь он же помогал ему рубить дом?
Тесть-то? Откуда у солдата день­ги? Тесть помогал... А зять - то хотел
спалить этот дом, то под ясли отдал. И что, тесть после этого скажет ему:
"Спа­сибо тебе, зятек?"
- Не меряй всех на свой аршин.
- Вот тесть-то меня меньше всего волнует, - жестко сказал Ваня.
Женатик встал.
- Здесь просто хотят подсунуть другую идейку! - и сел. Он не любил
Володьку за длинный язык.
- Дальше? - спросил Володька. - Что ж ты замолчал? Какую идейку?
Говори.
Женатик встал.
- Здесь просто хотят проявить сочувствие тестю.
- Кулаку-тестю, - уточнил Ваня.
Наступила нехорошая тишина.
- Предлагаю вывести Марова из состава драмкружка, - сказал женатик.
- И Ваську тоже. Они не репетируют, а только зубоскалят.
- А меня за что? - обиделся Васька.
- Нет, Ваську, не надо, - пожалел пиротехник. - Он одумается.
Раздались еще голоса:
- Васька - безотказный труженик. Он только - на пово­ду у Марова.
Женатик предложил другое:
- Поставить Ваське на вид. И предупредить: пусть не зло­употребляет
спиртными напитками.
- Вот за это стоит! - подхватил Елистратыч. - Это - стоит. По
праздникам - это другое дело. Но ты, Васька, и в будни - нет-нет - да
огреешь. А ты - на машине, недолго и до аварии.
- Совсем надо прекратить! - подала голос библио­текарша, женщина в
годах, но очень миловидная.
- Нет, совсем-то... как, поди-ка, совсем-то? - усом­нился сам
Елистратыч. - Он же мужик...
Но тут взорвался женатик:
- Ну и что, что мужик? А спросите его: что за причина, по которой он
пьет? Он не ответит.
Тучи сгущались.
- По праздникам все пьют, - вякнул Васька. - А я что, рыжий?
- В общем так, - подвел Ваня, - Двое упорствуют, двое настаивают на
своем. Ставлю на голосование: кто за то, что­бы...
В это время через зал прошла и села на первый ряд Вдовина Матрена
Ивановна, пенсионерка, бывшая завотделом культуры райисполкома, негласный
шеф и радетель художественной самодеятельности.
- Здравствуйте, товарищи! Ну, как дела?
- Обсуждаем пьесу, Матрена Ивановна.
- Так, так.
- Выяснилось, что идея пьесы не всех устраивает.
- Как так? - удивилась Матрена Ивановна. - Я чита­ла - хорошая
пьеса. А кому не нравится идея?
- Мне идея нравится, - заговорил Володька, с пре­зрением поглядев на
Ваню, - только я не знаю, где он жить будет...
- Кто?
- Солдат.
- Какой солдат?
- Герой пьесы, Матрена Ивановна, - пояснил Ваня. - Надо яснее
выражаться, Маров. Он уже давно не солдат.
- Я уж испугалась: как это - где будет жить солдат? Вы­ражайтесь,
действительно, яснее. А то ведь можно подумать, что у нас солдатам жить
негде. А почему идея не нравится?
- Да вот... ставят двусмысленный вопрос: где будет жить Иван?
- Ты мне - не двусмысленный! - разозлился Володь­ка. -
Двусмысленный... Вопрос самый обыкновенный.
- Ну, ну?
- Дом он отдал под ясли, к тестю он после всего не пой­дет... Где же
он жить будет?
- Ну, нашли о чем спорить! Петухи. Жилье ему выделит колхоз. Обязан
выделить. Человек отдал дом под ясли...
- В пьесе-то этого нет.
Вдовина подумала.
- А вот тут, возможно, что и упущение автора. Вот что, ребята: я
свяжусь с автором по телефону, попрошу его до­бавить насчет жилья. А то,
действительно, можно не так по­нять... Можно понять, что его оставили на
произвол судьбы. Я попрошу его уточнить с жильем. О том, что мы взяли его
пьесу я ему звонила, он поздравляет нас и передает всем привет. Дело
серьезное, ребятки. Как говорят охотники: есть шанс убить медведя. Если мы
займем первое место на смот­ре...
Тут все загалдели.
- То что тогда, Матрена Ивановна?
- Ой, ну скажите?..
- Матрена Ивановна, скажите!
- Звание народного театра?
- Ну, за один спектакль...
- Как сделать!
- Нам устроят турне по области?
Вдовина, улыбающаяся, захлопала в ладоши.
- Тихо, ребятки, тихо!
- Ну скажите, Матрена Ивановна!
- Нет, нет, даже не просите, - Вдовина улыбалась. - Не будете знать,
лучше будете работать. Вот так. Это и педа­гогичнее будет. За работу,
друзья!
В клуб вошла девушка с почты.
- Матрена Ивановна, вам телеграмма. Я была у вас до­ма, там никого
нет...
Матрена Ивановна надела очки, прочитала телеграмму.
- Какое совпадение, - сказала она. - Только что о нем говорили...
- От автора?
- Да. Он пишет: "Песню "Мой Вася" снимите. Точка. Ге­роиня поет: "Вот
кто-то с горочки спустился". Точка. Желаю удачи. Красницкий". Болит
ретивое-то - думает.
- А она разве поет там? - спросил Ваня.
- Кто?
- Героиня-то. Она же у нас не поет.
- Да, верно... Я не помню, чтобы она у нас пела. Он, на­верно,
перепутал пьесы. Где-нибудь ставят еще его пьесу... Конечно, он перепутал. Я
буду звонить, все выясню. А те­перь - за работу друзья. За работу!